Ваше имя было хорошо известно в мире каратэ, как Вы занялись Айкидо?
К каратэ я действительно имел отношение, был в сборной ЦСКА, сборной бывшего Союза, и после службы в армии начал заниматься всякими полуразрешенными системами — всем, чем только можно. В конце первого года моих занятий Айкидо мне удалось попасть в Англию, где я познакомился с Минору Канэцука.
Вообще, отсчет моего профессионального «Айкидошного» времени может идти от знакомства с Канэцука сэнсэем. До этого я просто смотрел на ребят, занимавшихся в Москве Айкидо, и, поскольку я, все–таки, был уже профессионалом в боевых искусствах, я понимал, что во всем этом есть рациональное зерно, хотя в то время у нас настоящих мастеров не было, и увидеть конкретно, что такое Айкидо, было нельзя. Существовали похожие формы, но содержание — совсем не то. Именно Минору Канэцука открыл мне глаза и показал, что такое Айкидо.
После приезда из Англии я начал вести первую группу в Москве. Сейчас это называется Международный клуб «Рюшинкан».
Считаете ли Вы ещё кого–то своими учителями?
Конечно, учителей очень много. Минору Канэцука является учителем, который дал мне, во–первых, начальный толчок, и, во–вторых, сейчас постоянно курирует, проверяет, правит мою технику — и базовую и более продвинутую. Но если бы я не повстречался за эти годы с самыми разными маститыми учителями, наверно, технически я был бы на более низком уровне. Эти встречи послужили импульсом к развитию — на той базе, которую заложил Канэцука. И я именно Канэцука считаю одним из лучших, а, может быть, и просто лучшим методистом по преподаванию Айкидо в мире. Многие мои знакомые, начавшие заниматься примерно в моё время, потренировавшись у одного учителя, перешли ко второму, потом — к третьему, находя себе какие–то наиболее благоприятные условия для совершенствования, я же остаюсь с Канэцука. Считаю, что мне очень повезло, что именно к нему я приехал семь лет назад. До сих пор, несмотря на то, что я видел практически всех самых известных в мире мастеров, я остаюсь учеником Канэцука и останусь им.
В восточных боевых искусствах говорится о духовном контакте между учителем и учеником. В чём он заключается — применительно к европейцам?
Сейчас это достаточно сложный вопрос и для восточных людей, потому что образование больших групп и создание спортивных организаций на основе традиционных боевых искусств — таких, как спортивное каратэ, спортивное дзюдо, спортивное таэквондо — очень отдалило учеников от учителя, ослабило духовную связь между ними. Изначально в боевых искусствах техника и вообще «школа» передавалась от учителя к ученику один на один, они просто жили вместе — это единственно возможный способ передачи знаний, когда встречи происходят не только в течение двух часов на тренировке в зале, но и постоянно — в текущей жизни.
В Японии существует примерно такой вариант — я имею в виду «учидэши». Так называют студентов, живущих в зале, в додзё. Оставшиеся у Основателя Айкидо Морихэя Уэшибы наиболее продвинутые ученики — именно те, которые были в свое время «учидэши». И в настоящее время в Айкикай Хомбу додзё это — некая, с одной стороны, привилегированная каста, с другой стороны, эти ребята обязаны тренироваться четыре — пять раз в день, у них совершенно ужасная, адская работа, но именно она дает возможность выйти на высокий профессиональный уровень.
Следовательно, наши тренировки все–таки ближе к спорту?
Я бы так не сказал. Конечно, тех занятий, которые мы сейчас имеем — маловато. Пока мы не можем себе позволить создать такие институты, каким является Всемирный центр Айкидо, в котором люди живут, и где тренировки проходят с шести утра до десяти вечера — каждый час. И студенты, желающие заниматься, просто выбирают определенного учителя и приходят в определенные часы. Мы же берём, во–первых, за счёт большей работоспособности в отведенные полтора — два часа. И во–вторых, за счёт хорошего, правильного отношения — этим отличается Россия практически от всех европейских стран. В многих странах Европы демократия в политической и социальной жизни переходит и в додзё, поэтому человек на тренировке даже у Минору Канэцука может подойти к нему и сказать: «Извини, сэнсэй, мне слишком трудно делать эту технику, я уже устал и пойду покурю, а потом, может, ещё зайду в зал, немножко потренируюсь. Я плачу деньги и имею право вести себя так, как хочу». Это, конечно, совершенно ненормальная ситуация для занятий боевыми искусствами. Но это европейская система, где они, будучи демократами до мозга костей, считают, что некое главенство сэнсэя в зале — это ущемление их свободы. На самом деле в боевых искусствах возможен только централизм — достаточно жесткий, и никакой демократии здесь нет места. Надо делать то, что говорит сэнсэй, верить ему на двести процентов и выполнять технику, которую он показывает. Для европейцев это крайне сложно, для восточного человека — гораздо легче: он так привык жить. К сожалению, европейцы всегда всё анализируют: почему именно так нужно делать, что будет от этого движения, а что от этого... И такой подход к делу только стопорит профессиональный рост студентов. По этому поводу существует хорошая история — полуанекдотическая, полуисторическая. Три брата на Востоке начали заниматься боевыми искусствами, но через некоторое время их учитель умер. Это был хороший учитель, но он успел дать им только «блоки». Два старших брата пошли по миру искать других учителей, младший же остался и отрабатывал те же самые движения. Старшие занимались у различных мастеров, научились делать самые разные удары, связки, красивые прыжки и, став знаменитыми, вернулись в деревню. И видят, что брат стоит и также «рубит» все те же блоки, которые были лет десять — двадцать назад. Они ему и говорят, мол, что ж ты ничего не делаешь, лентяй такой, все дурака валяешь, стоишь на месте, сейчас мы тебе покажем, что такое мастерство. Стали в спарринг, старший брат нанес один удар — младший поставил блок и сломал ему ногу. Средний нанес удар — и тут же получил такой блок, от которого у него отсохла рука.... Вот мораль об отношении к делу: надо исполнять то, что сказал учитель. И не всегда какая–то внешняя узость движения является показателем ограниченности...
Раз уж заговорили о «восточном» и «западном» подходе к Айкидо, как Вы считаете, с чем связана такая популярность Айкидо в мире — не только на Востоке, но и на Западе?
Вторая половина двадцатого века определила новые психологические взаимосвязи в обществе. Не только мы на татами произносим, что нужно устранять столкновения, искать третий путь решения конфликта — об этом говорят все политики. Без этого сейчас политическая и социальная жизнь невозможны. Айкидо явилось учением, которое наиболее соответствует запросам современного человека. Сейчас уже боевые искусства, насаждающие агрессию, не столь актуальны. Агрессии всем нам хватает в повседневной жизни. И это парадокс, но тем не менее это так: зал Айкидо часто является единственным местом, где люди могут отдохнуть от стрессов, разногласий, проблем. Да, здесь внешне — происходит спарринг, идет какое–то единоборство, но, тем не менее, обстановка в зале очень дружелюбная и миролюбивая, которая как раз и является второй стороной всей нашей остальной жизни. Конечно, очень много зависит от учителя, от уровня, которого он достиг. Как правило, в зал Айкидо люди приходят за психологической разрядкой. Поэтому Айкидо популярно. Это боевое искусство сегодняшнего дня.
Что Вас лично привлекает в Айкидо?
Во–первых, надо поставить, что «Бить человека по лицу я с детства не могу», поэтому мне всегда излишняя жестокость была неприятна. А во–вторых, меня привлекает богатый выбор техники: в спарринге я сейчас могу применять ту технику каратэ, которую я знаю: на дальних дистанциях начинают работать в спарринге ноги, руки, чуть более близкая дистанция — колени, локти, ещё более близкая — захваты, броски, внизу — удержания, удушающие приёмы, болевые приёмы и т.д.
Айкидо не имеет никаких технических ограничений. Это - не искусство набирать очки на татами, на ринге... Это — умение выстоять в экстремальной ситуации, искусство выживания. Здесь нет никаких правил, что, с одной стороны — для спонсоров, для рекламодателей — плохо, потому что мы не можем проводить соревнований, а с другой стороны, отсутствие правил раскрепощает человека, позволяет ему производить действия, соответствующие ситуации, находить оптимальные решения. Если надо ударить пальцем в глаз — значит, надо ударить. Если надо свернуть кисть... Повторю: технических ограничений нет. Есть ограничения изначальные, в принципах, в психологии — все это делается не для того, чтобы убить, травмировать, а для того, чтобы отбить желание нападать. Это разные вещи. Выполняются удержания и достаточно жестко, потому что Айкидо — прежде всего — очень реально. Тем, кто раньше не занимался боевыми искусствами, тяжело понять, осознать, где кончаются упражнения и где начинаются прикладные «вещи», опасные для здоровья....
Таким образом, для меня Айкидо — наиболее широкая система, охватывающая все возможные технические приемы. И в то же время, система, которая своей задачей ставит: «не навредить».
Полезен ли в Айкидо опыт, накопленный в других боевых искусствах?
Да, конечно. С другой стороны, это — не закон, что такого рода опыт занятий боевыми искусствами будет однозначно помогать. Если человек из боевых искусств пришел обиженный, униженный, оскорбленный, вечно «второй» или даже «вечно двадцатый» — то, скорее всего, придя в Айкидо, у него останется психологический груз, он и на татами будет доказывать, что он — самый сильный, самый смелый и «крутой». Это плохо.
Мне лично этот переход дался очень просто и естественно, потому что и в каратэ мне никогда не хотелось жестокости, поэтому, когда я пришел в Айкидо, я нашел оптимальную для себя, для своей психологии систему. Айкидо — очень многообразно, и можно сказать, что каждый занимается своим Айкидо, которое именно ему больше подходит — и по физиологии, и по психологии. Занятия этим боевым искусством прежде всего помогают раскрыть индивидуальные особенности — психические, физиологические. Все зависит от психологической готовности человека. Если он уже «созрел», если он уже достаточно взрослый и понял, что мордобоем вряд ли решаются какие–то серьезные вопросы, значит, ему нормально, комфортно будет в зале Айкидо. Если же человек ещё кому–то что–то хочет доказать — первый годик он простоит без особого прогресса: не давая сделать партнеру на себе приёмы, он и сам не сможет сделать технику, потому что получит точно такую же ответную реакцию. И в итоге двое будут стоять на месте, ведь рост возможен только тогда, когда два человека помогают друг другу.
Меняются ли люди в процессе занятий?
Это очень сложный вопрос. Надо сказать, что никаких серьёзных исследований не проводилось на эту тему. Конечно, мы замечаем перемены в себе и в наших студентах. И это естественно. Сначала человек два часа тренировки учится физически находить некое решение конфликта (ведь если правильно заниматься, то это именно так, это не навязывание своей грубой силы, а именно поиск расслабления, прочувствование направления силы партнера, нахождение идеальной траектории, и в итоге получается поиск мирного пути решения конфликта). Потом, когда человек едет на тренировку, он уже думает о том, что сейчас ему предстоит, и он как бы входит в это состояние. И после завершения тренировки тоже невозможно сразу отойти от этого особого — более мягкого и более доброжелательного — отношения к людям. Так что постепенно расширяется зона, в которой человек смотрит на мир менее агрессивно.
Люди, впервые приходящие в зал, часто спрашивают: сколько лет надо заниматься, чтобы уметь защитить себя на улице?
Известно, что при занятиях любым видом спорта (баскетболом, настольным теннисом и т.д.) до мастера спорта, в принципе, люди доходят за 6–7 лет. Это, наверное, относится и к Айкидо. На уровне мастера спорта после 7–8 лет серьезных тренировок можно говорить о реальном прикладном применении данного боевого искусства на улице. Надо сказать, что Айкидо — технически самый сложный вид. Научиться делать один удар и применять его — значительно легче. А выполнить удержание противника, не травмировав последнего — это уже профессионализм, на это, действительно, нужны годы. Очень многие наши ученики спешат — быстрее, сразу... Но быстрее в этом виде ничего не получается. Если человек ищет секцию для того, чтобы отомстить кому–то, кто его обидел во дворе, он должен идти в бокс, каратэ, но не Айкидо. В Айкидо, как правило, идут люди, у которых голова работает уже несколько в другом направлении. И нет конкретной задачи кому–то отомстить и изучить именно прикладные аспекты. Они существуют, конечно, эти аспекты, не даром Айкидо занимаются спецназы, и полиция, и многие другие подразделения во всех странах мира. Это естественно, потому что работа очень реальная — на все точки, суставы, которые, как правило, невозможно «закачать», и поэтому техника проходит с любым человеком, независимо от физических кондиций. Здесь стоит только вопрос психологии — для чего, с какой целью люди приходят заниматься? Если с целью стать первым во дворе — то я не советую приходить в Айкидо.
Айкидо в России, Белоруссии появилось не так давно, гораздо позже, чем в Америке, в Европе... Что Вы можете сказать о нынешнем уровне развития нашего Айкидо?
Хороший профессиональный уровень. Возможно, я предстану неким фаталистом, но все приходит в свое время. Если должно было Айкидо придти в Белоруссию лет пять назад, значит, так и должно было случиться. И то, что Айкидо в России появилось одновременно из разных источников — это только дало хороший толчок к развитию. Сначала, конечно, были проблемы, но потом, когда приехали и американцы, и европейцы и японцы, мы со всех школ взяли самое ценное. Как правило, и европейские государства, и Америка, и Азия лишены такой возможности. У них есть один куратор — клуба, группы, федерации, и они с ним и занимаются. Они знают одну технику и максимум, на что они могут претендовать — это заниматься один раз в году в летнем центре, когда кто–нибудь приедет из Всемирного центра. А у нас, в связи с тем, что Айкидо появилось с некоторым запозданием, оно пришло сразу с нескольких точек и поэтому наиболее широко и интересно. Мы занимались и ki-society (энергетическое Айкидо), посмотрели на Айкидо, очень близкое к дзюдзюцу в исполнении югослава Врачаревича, потом очень быстренько подъехали японцы, и мы поняли, что ни первое, ни второе, в общем–то, Айкидо не являлось. Это был как бы испорченный телефон, но который тоже был по–своему полезен: сейчас я могу показать одну и ту же технику в исполнении пяти, а то и десяти ведущих инструкторов мира — с их особенностями. А это мало, кто может из западных инструкторов. Даже когда я приехал в Америку пять лет назад и у меня было ещё мало опыта, и то меня просили не просто заниматься у них в зале, а проводить тренировки. Это было совершенно непонятно, потому что у меня был только первый дан, а руководители зала имели третий — четвертый даны. Но я мог показать такие «вещи», которых никто не знал. А у них, как правило, очень ограниченный арсенал. Поэтому то, что мы поздновато «спрыгнули в этот поезд» — на самом деле неплохо: мы получили более богатую информацию. Кто был к ней готов, кто не очень. Но в целом выяснилось, что сейчас Айкидо в России, в Белоруссии прогрессирует гораздо быстрее, чем в европейских странах. Это подтверждают все инструкторы — и из Всемирного центра Айкидо, и наш учитель Минору Канэцука, который постоянно нас видит, с нами работает. Так что нет худа без добра.
И напоследок — Ваше пожелание тем, кто занимается Айкидо — с высоты Вашего опыта, Вашего уровня.
На самом деле это не такой высокий уровень. Здесь надо четко понимать, что первый дан — это первая ступень, и я бы даже не сказал, что мастерства. До этого — ученики, которые ещё размышляют, стоит ли идти в Айкидо или не стоит. Это просто первая ступень в познании Айкидо. В профессиональных школах это так. Если считать с первого дана, то я нахожусь всего лишь на третьей ступеньке. И поэтому это только начало пути.
А что касается пожелания... Айкидо — настолько индивидуальное искусство, что, пожалуй, единственное, что я могу пожелать, это — оставаться в нём самим собой. Айкидо должно помочь каждому человеку раскрыть то, что в нём есть. Не стоит брать какие–то примеры, создавать идеалы, придумывать кумиров — это страшно и никому не нужно. Айкидо — это прежде всего выявление индивидуальных особенностей. И если любой человек сможет раскрыться в додзё, почувствовать, что здесь он живет нормальной, комфортной жизнью — значит, мы не даром выходим на татами.
